Счастье мое
"… в России как-то вообще все опасно, и ты не можешь быть уверен, что сосед, с которым мирно прожил бок о бок двадцать лет, на двадцать первый не укокошит тебя национальным инструментом — топором. На общем фоне, честно сказать, ни наши фашисты, ни наши сатанисты особенно не выделяются — они остаются вполне на среднем уровне глупости, а действия их, по сравнению с действиями обычных уголовников, покрытых отнюдь не сатанинскими пентаграммами, а синими крестами, какой-нибудь отдельной жестокостью не поражают. В большом русском болоте и злое и благое тонет одинаково мерно."
М. Бутов, «Странности на завтра».
Хотелось бы заметить интересную штуку — т.н. «западные» фильмы о поездке в провинцию, в ходе-которой-что-то-пошло-не-так (французкая "", английское "", американский "" — сотни их!) являются фильмами ужасов. Российские же — вроде "" и «Счастье мое» — киноленты о реальности, пусть и запредельной. И хотя у этих двух лент есть нечто общее, безусловные точки соприкосновения, сравнительному анализу их подвергать бессмыслено и не обязательно.
Фильм о дальнобойщике, который отправляется в очередную поездку и попадает в круговорот событий, которые резко меняют его жизнь. Фильм невыносимо сквозит фатализмом, и с первых кадров почему-то становится ясно, что ничем хорошим он не закончится ни для одного персонажа. Но поскольку в фильме есть главный герой — дальнобойщик — не вызывающий вроде бы, антипатии, но и не особо располагающий к себе, молчаливый, хотя и со странной улыбкой — хочется сопереживать ему, «зацепится» симпатией хотя бы к одному персонажу. Есть мнение, что главный герой — переосмысленный персонаж русских сказок, которому по дороге попался камень с устрашениями. «Налево пойдешь — коня потеряешь». Герой потеряет все, но прежде выслушает много историй от случайных попутчиков, падая при этом все глубже и глубже во мрак. Ближе к концу мрак сгущается настолько, что кажется сошедшим со страниц книг Ильи Масодова.
За сценарий Лозницы не хотел братся ни один российский продюсер, поэтому фильм снимали на Украине за украинские, немецкие и голландские деньги. Опаску и брезгливость российских продюсеров легко понять — такой фильм слишком «неудобен» на внешнем рынке, а во внутреннем прокате — и подавно.
4 коментарі
Взагалі додивитися фільм до кінця важко, але воно того варто…
«Среди наиболее частых упрёков авторам картины- в создаваемом ощущении беспросветности, в отсутствии всякой надежды на лучшее завтра, а также в антигуманности, состоящей в том, что всякий раз, когда кто-то из героев фильма оказывается способным на великодушный поступок, это неизменно оборачивается для него бедой. Между тем, демонстрация того, что наказание, а не награду может получить человек за доброе дело, очень характерна как для русского искусства, так и для христианской культуры в целом- в той же мере, что и утверждение, что поступать правильно необходимо несмотря ни на какие последствия. Один из героев «Счастья» в качестве своего кредо высказывает нехитрую житейскую формулу, позволяющую уцелеть в окружающем бедламе: «Не лезь!»- однако, когда доходит до дела, с риском для жизни влезает в чужой конфликт. В том, что на первый взгляд ограниченный, малодушный обыватель, который, вероятно, назвал бы картину «Счастье моё» клеветой и чернухой, в решающий момент может оказаться способным на героизм и самопожертвование, возможно, и состоит хрупкая надежда, которую предлагает зрителю фильм Лозницы.»